И я там был…

Культура общества во многом определяется умением большинства людей уважительно и доброжелатель но относиться к чужим интересам, вкусам, увлечениям, быть терпимым к тому, что вы не можете попять и что в чем-то не совпадает с тем, что, по вашему мнению, выходит за рамки инструкций или вообще ими не предусмотрено.

Как-то мне, много ездившему с журналистскими заданиями по стране и за границу, пришла мысль за вести филателистический «дневник» своих путешествий. Казалось, что проще: попал в новый, незнакомый тебе город, зашел на почту, купил марку (лучше, если она по теме связана с городом, в котором ты оказался), затем попросил погасить марку календарным почтовым штемпелем, и дело сделано. У тебя остается свидетельство посещения города с точной датой этого события. Так филателия совпадает с интересом к путешествиям и знакомством с разными городами и странами.

Однажды, собираясь в путешествие по Волге, я приобрел небольшую квадратную книжку для заметок, наклеил в нее почтовую марку с изображением Спасской башни Кремля и, зайдя на почту в день отъезда, попросил погасить ее штемпелем. Встреча с почтовой работницей на Московском почтамте прошла без затруднений. Марку мне погасили. На почтамте столичные связисты к филателистам привыкли, их неисчислимые причуды знали. Так на первой странице филателистического дневника появилась марка с московским сюжетом и официально засвидетельствованная дата начала многодневного путешествия.

Пассажирский теплоход «Мусоргский», которым командовал старый волжский капитан Абатнин, двинулся по великой реке. В древнем Угличе на почте мне любезно погасили вклеенную в книжку марку с изображением трассы канала Москва — Волга. Так и по шло. В каждом новом городе по туристическому вод ному маршруту мне гасили марки, которые в какой-то мере были связаны с историей посещаемых мест. В Горьком — марку с портретом Максима Горького, в Казани — с изображением Героя Советского Союза татарина Мусы Джалиля, в Ульяновске — с портретом В. Ульянова-Ленина, в Куйбышеве — В. Чапаева.

Правда, в некоторых городах погасить марку оказывалось труднее. В любом почтовом окошечке марку мне продавали. Видели, как я ее тут же вклеивал в свой блокнот, но едва произносилась просьба проштамповать марку почтовым штемпелем, улыбчивые лица почтовых девиц и дам становились суровыми и отношение ко мне сразу менялось. Голос почты звучал официально, решительно и строго:

— Нельзя. Не положено. Начинался длинный диалог.

— А почему нельзя?

— В инструкции этого не предусмотрено.

— А если я куплю целый лист копеечных марок и попрошу весь его погасить?

— Нельзя.

— Почему?

— Не знаю, но думаю, что нельзя.

— Вот, смотрите, в Москве марку мне погасили. В Куйбышеве — тоже.

— У них свое начальство, у нас — свое.

Казалось бы, чем больше марок погасят филателисты, тем это выгоднее почте, но, оказывается, инструкцией эта операция не предусмотрена.